Маша
В 1939 году 17-летняя девчонка Маша
Проскурина с хутора, расположенного неподалеку от станции Выгода под Одессой,
поступила в одесскую школу медсестер на ул.Белинского.
Жила на квартире на улице Чижикова
напротив Привоза у добрейшей женщины тети Фроси. После тихой сельской жизни
водовороты самого бойкого места в Одессе казались очень стремительными
и страшными. Однако это была все лишь обычная городская жизнь.
Маше очень нравилось изучение медицины,
общение с интеллигентными преподавателями, врачами, городскими 
девушками
и ребятами. После тягот сельской жизни учение пролетело быстро и легко.
На 22 июня 1941 года был назначен выпускной вечер.
Однако жизнь распорядилась иначе. Началась
война, и всех свежеиспеченных медработников оставили для дальнейшего обучения
– фронт остро нуждался в хирургических медсестрах.
В июле 1941 года Маша, которой было
только 17,5 лет, была зачислена фельдшером 134 гаубичного артиллерийского
полка 25-й Чапаевской дивизии. Это был кадровый полк, довоенного набора.
Он состоял из грамотных офицеров и обученных солдат.
- Меня очень любили там, – рассказывает
Маша (теперь Мария Ефимовна). Называли только Машенькой или дочкой. За
все время, пока я была в этом полку при мне ни разу не выругался ни один
солдат. А ведь шла война! Лишь один был случай не очень ласкового отношения
ко мне, когда я стала перевязывать раненого и вдруг поняла – он скончался.
Я зарыдала, заголосила над ним, а один пожилой солдат всердцах закричал
на меня: “Соплячка! Тебе в куклы играть!”
Много жутко-страшного повидала Маша
в обороне Одессы. Здесь было убито много ставших родными однополчан. Но
здесь оборона шла очень организовано, а самое ужасное было еще впереди.
В войсках не было ощущения, что город будут сдавать. Командование решило
иначе – город был оставлен за сутки. Войска были перевезены на судах
в Севастополь.
- На этом страшном пути я впервые попробовала
шампанское. Нам вместо фронтовых ста граммов выдавали бутылку шампанского
на двоих в сутки. Я всегда меняла свою порцию на печенье. Желающих на такой
обмен было хоть отбавляй, – рассказывает Маша.
По дороге судно бомбили немецкие самолеты,
а экипаж отстреливался из пулеметов. Все судно ходило ходуном. Выдержать
было невозможно. Выпила я свои полбутылки, замотала голову платком и проспала
до самого Севастополя внизу, в трюме.
В Крыму было воевать еще страшнее,
чем в Одессе. Убитые, раненые, физически и психически истощенные. Не раз
Маша наблюдала такую картину: идет боец и еле-еле винтовку за собой волочит
по земле. Берут его в медсанроту, моют, кормят, дают отоспаться и назад
– на передовую, воевать.
Все выносили люди, дрались не щадя
живота своего. Организовано было все хорошо, без глупостей. Командовал
обороной Севастополя генерал Петров, именем которого названа улица в Одессе.
Его очень уважали и очень ему доверяли солдаты.
Однако Верховное командование из стратегических
соображений решило сдать Севастополь. Очень небольшую часть военных вывезли
на самолетах и подводных лодках, а остальных просто бросили без снабжения
продовольствием и боеприпасами.
В последние дни обороны рядом с Машей
разорвался снаряд. Лошадь неподалеку от нее убило, а Машу сильно контузило,
она потеряла сознание, из ушей потекла кровь. Шел бой, все сочли Машу убитой,
и она осталась лежать прямо на поле. Через сутки пришла в себя и начала
искать свою часть. Ей посоветовали идти в штольни на берегу моря. Она пришла
туда, но вскоре появились немцы и начался в плен. Всех сбили в одну бесконечную
колонну и погнали по дороге. Вдоль нее стояли женщины, и высматривали своих
мужей и сыновей. Рядом с Машей в колонне шел офицер лет 28. Вдруг он сказал
ей:
- Снимай гимнастерку и бросай под ноги.
- Не буду, не буду, там документы,
– запричитала Маша.
- Снимай немедленно!!! – приказал офицер
так, что не выполнить было нельзя. Потом снял с себя белую нательную рубашку
и велел надеть.
На одном из поворотов, когда
ни конвой сзади, ни конвой спереди ничего не видел, офицер вытолкнул
Машу в группу женщин, стоявших с детьми.
- Можно я вашего ребеночка на руки
возьму? – спросила Маша.
- Возьми, возьми.
А была она в военной юбке, сапогах
и белой нательной рубашке, что по тогдашней “моде” сошло за женскую одежду.
Может, не заметили ее немцы, а, может, пожалели девчонку. Среди них ведь
тоже люди попадались.
А дальше была дорога домой на
свой хутор под Одессу. Без корочки хлеба, без документов, по оккупированной
территории.
Кто-то кормил и давал ночлег,
а кто-то гнал коромыслом подальше от своего двора: “Много вас здесь ходит!”
Где-то пешком, где-то на подводе, однажды в тендере паровоза, добралась
Маша до Одессы. Шли вдвоем вместе подругой по несчастью Ириной из Тирасполя.
Куда идти в Одессе? Конечно, к тете Фросе. Она приняла их двоих, как своих
детей, помыла, обогрела, подлечила. И устроила на подводу, которая шла
с Привоза на станцию Выгода. Так Маша оказалась дома. В селе стояли румыны,
которые, как говорила мать Маши и моя бабушка Марфа Гавриловна: “Не злые,
но очень, очень воровитые!”
Жизнь в оккупации была не сахар, но
все же это была жизнь. В апреле 1944 года Одесса была освобождена. Маша
пошла в военкомат и затем снова на войну. Для начала ее отправили на штрафную
работу – сопровождать эшелон с немецкими ранеными пленными. Поначалу отношение
со стороны медиков эшелона было отвратительное.
- Немецкая подстилка! – кричали ей
некоторые, особо культурные. Но вскоре Маше удалось доказать, что она –
не подстилка.
Ее направили в 83-ю бригаду морской
пехоты. Она состояла из настоящих дьяволов. Отчаянные и лихие ребята как 
воевали,
так и жили. Постоянно искали приключений и спиртного. И находили! Их ни
на минуту нельзя было оставить без командира. Они тут же затевали скандал
с кем-то, потому что их бричку не пропустили вперед, или по любой другой
“уважительной” причине, устраивали мордобой и хватались за оружие. Одним
словом, десантники.
Вот с ними-то Маша и была до конца
войны. Они никому в обиду её не давали! Служила она в медсанбате старшей
хирургической сестрой у доктора Гухмана. Это был большой медицинский талант,
который в полевых условиях умудрялся спасать раненых в живот.
Он очень любил, ценил Машу, хотя во
время операции мог всердцах и ногой ударить за какую-то ошибку. Никто на
него не обижался. Грех было обижаться на такого человека. Потом его забрали
на повышение во фронтовой госпиталь. Как-то на одной из военных дорог в
Венгрии машина Гухмана встретилась с колонной родной части. Движение остановилось,
были объятия, поцелуи. Ведь у него было столько должников в бригаде!
Он хотел забрать Машу с собой, но она не могла оставить своих “бандитов”
и, особенно, одного из них – Станислава Романовского – заместителя командира
минометного дивизиона, своего будущего мужа.
Войну Маша закончила в звании младшего
лейтенанта в Чехословакии. Потом моталась с мужем по гарнизонам, продолжала
работать в медицине, вырастила двоих сыновей, один из которых пишет эти
строки.
В нашей семье в День Победы всегда
поднимается тост за того неизвестного офицера, который остался человеком
в колонне военнопленных. Он доказал, что не всегда своя рубашка ближе к
телу. Он думал не о себе, не о своих проблемах, а о молодой девочке, имени
которой он не знал, шедшей рядом с ним на смерть. Он сумел ее спасти и
продемонстрировал огромную высоту и силу человеческого духа. Вечная ему
память!
Оригинал статьи, опубликованной
в газете "Слава и честь", 16.12.2006 г
